— Не думал, что ты с ней придешь.

— Я же сказал, у меня все серьезно. Твое мнение по этому вопросу мало волнует. Да — да, нет — нет. Баста.

— Я слышал, Ротмистрова взяли. Говорят, что закроют сто процентов.

— Значит, закроют, — достаю из холодильника бутылку минералки.

— Кирилл, я тебе не враг, — папа вздыхает.

В миллионный раз за жизнь слышу от него эту фразу.

— Я знаю.

— Вся эта ситуация… Я человек старой закалки и не понимаю, как так можно, с одним, потом с другим…

— Смотри на ситуацию шире. Мой тебе совет.

Ноздри отца раздуваются от моих советов, но он умело продолжает держать себя в руках, чтобы не повысить голос.

— Вот, — достает из кармана пиджака ключи и кладет на стол.

— Это что?

— От квартиры. Я был не прав, ты мой сын. Если это твой выбор…

Я вижу, как тяжело ему даются эти слова, но ни на секунду не хочу облегчить эти терзания. Как бы банально это ни звучало, но я всю жизнь ждал от него поддержи и одобрения. Если с первым у нас еще хоть как-то иногда и складывалось, то со вторым нет.

Я все и всегда, по его мнению, делал неправильно. Правда, от его осуждения делать я не перестал. Потому что это моя жизнь, не его. И только мне решать, какой она будет. Где работать, кого любить…

— Спасибо, но не очень своевременно. Мы в Москву переезжаем.

— В Москву?

— Да, еще утром пришел приказ о моем переводе.

— В убойный?

— В УСБ.

Отец хмурится и прикладывает пальцы к подбородку. Я знаю, что в его голове моментально обыгрывается правильная картинка.

— Поздравляю. Ты молодец, — вытягивает ладонь, чтобы пожать мне руку.

Настороженно отвечаю на этот его жест, наблюдая за тем, как отец выходит из кухни. На пару секунд даже подвисаю.

В себя прихожу от Олькиного голоса, она стоит рядом, касаясь моего плеча пальчиками.

— Твой папа там тост сказал и дочкой меня назвал… У него все хорошо? Кирилл?

— Видимо, да, — заключаю ее в кольцо рук и, приподняв над полом, усаживаю на столешницу. — Платье снимать пока не будем.

— Ты обалдел? Бушманов! Руки. Руки в карманы убери, — она смеется, удерживая мои запястья. Словно это бы меня остановило.

— Домой поехали, на сегодня общения с родственничками достаточно.

— А я только вошла во вкус. Твой крестный пригласил меня на следующий медленный танец.

— Поведи себя по-хамски и сбеги со мной, — ухмыляюсь, зарываясь пальцами в ее пышные волосы.

— Один раз можно, — Олька облизывает губы и ведет острым носом туфли по моей ноге.

— Вызываю такси.

Эпилог

Пять лет спустя

— Кирилл, ты на ужин не останешься, что ли?

— Поеду, Наталья Алексеевна.

Жена Токмана прищуривается и недовольно кривит губы.

— Знаешь что, Натальей Алексеевной я буду лет… Нет, никогда не буду. Просто Тата. Тысячу раз уже говорила.

— Поеду, — миную эту вечную тему стороной и, дождавшись Ивана, иду на выход.

Поначалу это нехило удивило. То, что наш полковник женат на певице. Известной, к слову, певице. (Прим. автора: Токманы — герои книги «Боюсь тебя любить»)

— Давай, капитан, — Токман пожимает мне руку. — Годовщина годовщиной, но завтра чтобы к девяти был как штык.

— Так точно, товарищ полковник.

— Жене привет.

— Обязательно.

По дороге домой заскакиваю в цветочный. За день город настолько завалило снегом, что уборочная техника не справляется. Отчего пробки на дорогах становятся дольше и длиннее.

Пока флорист собирает букет, звонит мама и поздравляет с годовщиной свадьбы. Сегодня ровно четыре года, как мы с Олькой расписались. После своих пожеланий она не забывает упомянуть Олега. За эти пять лет с братом я виделся раза три. Знаю, что через пару месяцев после посадки Ротмистрова он снова женился на Вере и увез ее с дочкой в Австрию. Отношений мы не поддерживаем и вряд ли когда-то будем. Родители с этим смирились.

Забираю цветы и теперь уже точно еду домой. По моим предположениям, Оля должна была вернуться еще пару часов назад.

Щелкаю выключателем в прихожей, чувствуя запах запеченного мяса.

— Любимая теща, привет!  — разуваюсь, успевая положить цветы на банкетку у двери, прежде чем зайти на кухню, где горит свет. — А жена моя где?

Олькина мама сидит в гордом одиночестве и смотрит какое-то скандальное ток-шоу.

— На работе. Ты ужинать будешь?

— На работе? Заседание уже часа два, как должно было закончиться.

— Не знаю, она не звонила. А ты чего так рано?

— У вас массовая потеря памяти? — мою руки и, развернувшись, упираюсь ладонями в столешницу.

Екатерина Викторовна непонимающе хлопает глазами. Ей хватает буквально пары секунд, по прошествии которых теща вскакивает со стула, накрывая руками свои раскрасневшиеся щеки.

— Боже, Кирюша, сегодня же четыре года, как вы женаты. У меня с этим перелетом совсем из головы вылетело.

Олькина мать, летавшая на отдых, остановилась у нас на сутки, потому что ее стыковочный рейс в самый последний момент перенесли.

— Теперь понятно, в кого у Ольки проблемы с памятью, — беру чашку и запускаю кофемашину.

— Ой, и не говори. А вообще, у меня к тебе претензия.

— Ко мне? Внимательно.

— Ладно моя дочь, — Олькина мама театрально вздыхает, — бегает там по своим судам, но ты-то!

— Я-то что?

— Заделал бы ей под шумок ребеночка, пусть бы сидела и воспитывала.

Я хорошо отношусь к Олькиной маме, можно сказать, у нас взаимная любовь, но все эти выпады в сторону того, как нам жить, не приветствую. От Оли я ее с такими «идеями» поначалу постоянно отгонял, поэтому теперь она все это высказывает мне.

— Сама себе роди и воспитывай. Ты у нас еще молодая. А мы как-нибудь сами разберемся, верно?

Екатерина Викторовна закатывает глаза и усаживается обратно на стул.

— Вот, бесполезно вам что-либо говорить.

— Конечно бесполезно, мы же к тебе после развода не лезем, нового мужика найти не просим.

— Ну уел, уел, — теща смеется как раз в момент, когда открывается входная дверь.

— Мам, я дома, — звучит бодрый Олькин голос. — А откуда цветы?

— Ну привет, — выхожу в прихожую, подпирая плечом стену.

— Ты уже дома?

Чувствую, как теща за моей спиной активно машет руками.

— Это мама тебе так хочет напомнить, что у нас сегодня годовщина свадьбы. Цветы тебе, от меня.

— Блин! — Оля закусывает нижнюю губу и морщится, словно съела лимон. — Ки-и-и-ир, прости, я с этим делом ничего вокруг не вижу и никого не помню.

Оля замирает передо мной и, привстав на цыпочки, касается теплыми губами моей щеки.

— У тебя есть час, — смотрю на часы, — чтобы переодеться.

— Мы идем в ресторан? — синие глаза озорно поблескивают, а острые ногти впиваются мне в шею.

— Если продолжишь в том же духе, — склоняюсь к ней ближе, понижая голос, — поедем в гостиницу.

— Заманчивая перспектива, — так же шепотом, — знаешь, я думаю, что забуду надеть белье. Точно забуду.

Я вижу, как в его глазах плещутся яркие, обжигающие языки пламени. Сама насквозь пропитываюсь этим предвкушением от макушки до кончиков пальцев. За те пять лет, что мы вместе, не было ни дня, чтобы я пожалела о своем выборе. Ни единой минуты сомнения.

В моих глазах горит такой же ненасытный огонь из страсти, нежности, любви… Самый взрывоопасный коктейль, замешанный на эмоциях, что бушуют в наших сердцах.

Иногда мне становится дико грустно от того, что я не видела этого огня ранее. Не замечала его во взглядах неинтересного мне одноклассника и просто шла мимо.

— Дай мне буквально двадцать минут, — делаю маленький шажочек назад, — и я буду готова хоть в ресторан, хоть в гостиницу, хоть на другую планету.

— Иди уже.

Получаю смачный шлепок по попе и, прихватив цветы, чтобы поставить те в вазу, забегаю на кухню.